Для брюнеток        05.02.2024   

Не ждите, что приемный ребенок будет таким, как вы ожидаете. Приёмный ребёнок

В последнее время все больше россиян принимают в свои семьи детей-сирот. Но при воспитании приемных детей, они, как правило сталкиваются с большими трудностями, особенно в адаптационный период. Автор на основе личного опыта воспитания приемного ребенка, а также на основе систематических наблюдений за жизнью замещающих семей рассматривает не только основные проблемы адаптации, но и предлагает конкретные рекомендации по воспитанию приемных детей в этот сложный жизненный период. Книга адресована в первую очередь приемным родителям, а также всем специалистам, оказывающим комплексную помощь замещающим семьям.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Приемные дети: как справиться с проблемами адаптации и воспитания в замещающей семье (Г. Н. Соломатина, 2013) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Что должны знать приемные родители о детях-сиротах

Большинство приемных родителей и окружающих людей думают, что дети-сироты – это такие же дети, как и дети, которых воспитывают в родных семьях. К огромному сожалению, это не совсем так. Ведь у приемных детей очень часто бывают необычное, а порой и шокирующее поведение, которое ставит в тупик приемных родителей, педагогов, работающих с этими детьми, и окружающих людей. И тогда приемные родители начинают обвинять администрацию детских домов в том, что они скрыли от них информацию о заболеваниях приемного ребенка, о его отклонениях в развитии. Администрация детских домов и вся общественность, наоборот, обвиняет приемных родителей в их неспособности правильно воспитать ребенка или в корыстных мотивах принятия ребенка в свою семью. Это можно видеть в разных передачах по телевидению. Взаимные обвинения ни к чему хорошему не приводят. Это не решение проблемы. Ребенка все равно возвращают в детский дом.

Чаще всего причиной необычного, вызывающего, поведения приемного ребенка считают плохую наследственность. Обвинить наследственность в собственных промахах проще всего: «У ребенка плохие гены, что я мог поделать?» Наверное, каждый вспомнит достаточно много примеров, когда люди, несмотря на «плохую» наследственность, становились полноценными, уважаемыми людьми.

Однако чаще всего и родители, и педагоги, и даже психологи просто не знают об особенностях приемного ребенка, развитие которого протекало в нестандартных условиях, в условиях, не характерных для большинства людей, о которых многие из нас и представления не имеют.

Материнское отвержение

Нестандартные условия жизни ребенка – это жизненные ситуации, которые оказывают неблагоприятное влияние на его развитие, препятствуют удовлетворению потребностей ребенка. К ним можно отнести материнское отвержение собственного ребенка, жестокое обращение с ним; отсутствие системы воспитания ребенка, отсутствие ласки, любви к ребенку, теплого эмоционального отношения к нему, отсутствие положительных образцов поведения. Позволю себе остановиться на некоторых неблагоприятных условиях, оказывающих отрицательное влияние на развитие ребенка.

Огромное влияние на развитие ребенка оказывает материнское отвержение собственного дитя, в результате чего ребенок в раннем возрасте постоянно испытывает серьезный недостаток или полное лишение материнской любви, материнской заботы, внимания. Ведь именно мать обеспечивает ребенку чувство защищенности, которое позволяет ему в дальнейшем с доверием относиться к окружающему миру. Только доверие к миру определяет в будущей жизни отношение ребенка с встречающимися на его жизненном пути людьми, а также его эмоциональное и социальное развитие.

У ребенка-сироты не может быть сформировано доверие к миру, поскольку от него отказались самые родные люди – его родители. Факт предательства будет преследовать его долгие-долгие годы, а порой и всю жизнь. Все это не может не иметь печальных последствий, не вызывать различные отклонения. Прежде всего у ребенка нарушено эмоциональное развитие. Он испытывает негативные эмоциональные состояния, такие, как эмоциональное напряжение, страхи, агрессивность и др. Ребенок, лишенный материнской заботы и любви, нередко испытавший еще и физическое, и психологическое насилие, в каждом человеке, с которым его сталкивает жизнь, видит потенциального врага. Такой ребенок все время готов к агрессивной защите своего мира даже в тех случаях, когда никакой угрозы нет. Например, приемный ребенок младшего школьного возраста споткнулся о ногу стоящего к нему спиной одноклассника, после чего сильно ударил его. Когда приемная мама спросила, почему он так поступил, ребенок с обидой воскликнул:

– Он специально подставил мне подножку!

– Но он же стоял к тебе спиной. Он не видел, что ты бежал, – возразила удивленная мама.

– Нет, он специально отставил ногу!

В полноценной семье всегда присутствует чувство фамильного «мы». Это чувство отражает причастность ребенка именно к своей семье. Каждый ребенок хочет быть похожим на своих родителей, бабушек, дедушек и других родственников.

Это очень важное эмоциональное и нравственное чувство. Оно создает условие защищенности ребенка. Часто ребенок с интересом расспрашивает своих родителей о бабушках, дедушках и других дальних и близких родственниках. Он подолгу рассматривает семейные фотографии, впитывая в себя информацию об истории своей семьи. Сначала у ребенка воспитывается чувство сопричастности к собственной семье, затем к коллективу, в котором он учится, а уже затем и ко всем людям вообще.

В жизни ребенка-сироты, который живет в детском доме, независимо от его воли, складывается такое понятие, как детдомовское «мы». Это совершенно особое психологическое образование. Дети-сироты привыкли делить мир на «своих» и «чужих». «Свои», или «мы», – детдомовцы, «чужие» или «они», – все остальные. У них складываются особые правила взаимоотношений с окружающими – с «чужими» и «своими». «Чужие» уже по определению являются их потенциальными неприятелями, от них они все время ждут какой-то беды, нападения, насмешек. От «чужих» они все вместе готовы обороняться даже в тех случаях, когда опасность не грозит. В среде «своих» у них существует жесткая иерархия отношений: старший, сильный – с одной стороны, младший, слабый – с другой. Младший, слабый, должен подчиняться старшему, сильному, выполнять его прихоти, делиться с ним едой и т. д. При этом они могут внутри своей группы жестоко обращаться со своими сверстниками или детьми младшего возраста. Такие отношения прежде всего формируются из-за нереализованной потребности в материнской любви и признания в родной семье, из-за отсутствия эмоционально-положительного отношения к ребенку, из-за отсутствия положительного примера, оказывающего сильное воспитательное воздействие на любого ребенка.

Отсутствие эмоционального отношения к ребенку

Отсутствие эмоционального отношения к ребенку вызывает у него недостаток эмоционально-положительного общения или разрыв эмоциональной связи с близкими людьми. В результате этого он не может устанавливать личные эмоциональные отношения с окружающими.

Эмоциональная связь ребенка с матерью появляется с момента, когда он начинает узнавать лицо матери, сосредотачивать на нем свой взгляд и различать его среди лиц, окружающих его. С этого времени в благополучных семьях начинает развиваться эмоционально-положительное общение, прежде всего ребенка с матерью. Большое значение в формировании эмоциональной связи играет отец и ближайшие родственники ребенка, а также близкие друзья семьи. Положительная эмоциональная связь определяет все дальнейшее развитие ребенка. Она оказывает влияние на познавательное, социальное и речевое развитие. Эмоционально-положительное общение в семье открывает ребенку двери в огромный мир общения с другими людьми, вызывает интерес к миру, в котором ему предстоит жить.

Взаимоотношения в семье влияют на эмоциональный мир ребенка, именно они позже и определяют эмоциональное отношение ребенка к людям и вещам, окружающим его. Эмоции окрашивают жизнь человека в самые разнообразные цвета, оттенки, полутона. Его внутренняя жизнь благодаря эмоциям приобретает яркую насыщенность, неповторимость, но самое главное – эмоции учат ребенка общаться и взаимодействовать с другими людьми. Ведь мы зачастую понимаем друг друга без слов, тонко улавливая эмоциональное состояние собеседника. Однако, к сожалению, именно эмоции могут препятствовать установлению контакта с партнером или несколькими партнерами по общению. От эмоционального состояния ребенка будут зависеть его успехи в детском саду и школе, где есть и игровая, и учебная, и практическая деятельность. Именно из-за своих эмоций ребенок будет выбирать и различные линии поведения – либо позитивные, либо негативные. Если у ребенка будут преобладать отрицательные эмоции, он будет испытывать состояние эмоционального напряжения, например страха, и тогда он может вести себя агрессивно или истерично. И наоборот, если он будет испытывать состояние эмоционального комфорта, его поведение будет спокойным, доброжелательным по отношению к окружающим взрослым и детям.

При неблагоприятных условиях развития у ребенка часто формируется отрицательная эмоциональная связь, т. к. он с самого детства лишен любящих родителей, их внимания и ласки. Такой ребенок привыкает только к отрицательным эмоциям. Положительные же эмоции вызывают у него недоумение и протест, он просто не знает, как правильно реагировать в таких случаях. Ребенку трудно ладить с окружающими людьми, особенно с приемными родителями, которые изо всех сил стараются «отогреть» его, окружить заботой, лаской, вниманием, сделать его жизнь интересной, наполнить ее разными яркими впечатлениями, которых ребенок был лишен в раннем детстве. Приемные родители покупают ему красивые вещи, водят в гости, на праздники, в парк, в кафе, в цирк, в театр, но он реагирует на такие походы истериками и протестами. Неадекватно реагирует он и на похвалу, ласку, иногда избегая ее, а иногда «взрываясь» агрессивными вспышками.

Так, в одной замещающей семье состояние аффекта вызвала прогулка в парк. После прогулки приемный ребенок шел домой, размахивая руками, громко выкрикивал непонятные, лишенные всякого смысла фразы. В ответ на просьбу приемной матери вести себя спокойнее ребенок устроил сцену на улице: упав на землю, начал по ней кататься. Дома этот аффект закончился слезами и бурной истерикой. В этот момент приемной маме было очень трудно совладать со своими эмоциями. Она не могла понять, что вызвало эту бурю, что она сделала не так.

Приведу еще примеры неадекватной реакции детей на положительные эмоции. Приемный мальчик в ответ на по хвалу стал с интонацией гнева выкрикивать: «Нет, стыд мне и позор!» Другой ребенок после занятий стал убегать от учительницы, т. к. после урока она всем детям раздавала звездочки – поощрение за хорошую работу на уроке. Учительница не могла понять такой реакции ребенка на похвалу и была просто растеряна.

Эти примеры еще раз показывают, что ребенок-сирота совершенно не понимает, что делать с положительны ми эмоциями, и не знает, как реагировать на позитивную ситуацию.

Очень часто бывает, что приемный ребенок испытывает психологическое состояние, которое называется эмоциональным напряжением . Оно возникает из-за того, что у ребенка возникают большие затруднения при общении с окружающим миром. Приемным родителям придется проявить неимоверное терпение, чтобы научить ребенка правильно реагировать на положительные события его жизни, научить эмоционально откликаться на все жизненные ситуации, которые происходят в его жизни.

Непринятие ребенком отдельных социальных ролей

Самым важным условием жизни среди людей является усвоение и принятие ребенком многообразия социальных ролей. А этих ролей, как известно, очень много. Ребенок с раннего возраста наблюдает за разнообразными ролями сначала в семье: роль мамы, папы, бабушки, дедушки, брата, сестры, роль главы семьи, хозяйки дома и др. Постепенно количество социальных ролей расширяется: он видит, как родители играют роль покупателя, пациента, наблюдает за ролевым поведением продавца, врача и т. д. Взрослея, ребенок как бы «примеряет» на себя различные социальные роли в сюжетной игре. Традиционные детские игры («Магазин», «Больница», «Парикмахерская», «В автобусе» и др.) носят ярко выраженную социальную направленность. Ребенок «отрабатывает» различные модели поведения, учится подчиняться правилам, усваивает общественные нормы. Игра становится связующим моментом между ребенком и окружающим миром. Через игру ребенок закрепляет и усваивает общественный опыт. Он учится самостоятельности, активному участию в жизни взрослых, познает окружающий мир. Дети играют без принуждения взрослых, им нравится играть. Однако в игре они не только копируют взрослых и подражают им, но и проявляют личное творчество. Благодаря игре ребенок учится фантазировать. У него появляются собственные представления и впечатления о мире, в котором он живет. Например, дети в играх широко используют предметы-заместители: палка становится саблей, поставленные в ряд стулья – автобусом и т. д. Играя, дети очень быстро меняют ситуации. После действия с предметом происходит такое же быстрое приспособление этого предмета (стула, палки) к новой ситуации и к новой игре. Это является условием дальнейшей адаптацией ребенка в детском саду, в школе, в секциях, в кружках.

В игре вырабатываются навыки коллективной жизни, умение все делать сообща, договариваться с другими детьми и, конечно, если надо, по-доброму решать спорные вопросы, регулировать отношения, вступать в контакт с детьми и взрослыми. Зарождается и развивается новое для дошкольника качество коллективизма. Повторюсь: самым важным в этот период является общение детей со сверстниками, с детьми постарше и, конечно, со взрослыми.

Наблюдая за взаимоотношениями взрослых, играя, постепенно включаясь во взрослую жизнь, ребенок впитывает всё, что касается их поведения в обществе, среди других людей.

В неблагополучной семье ребенок не имеет возможности наблюдать все разнообразие социальных ролей. Он не усваивает положительные правила поведения и все то, что для ребенка из благополучной семьи является очень важным и значимым. Для ребенка из проблемной семьи все это не имеет ни малейшего смысла и ценности.

В детском доме воспитатели стараются привить детям понимание общественных норм и ценностей, однако это происходит в искусственных условиях. Именно это обстоятельство лишает ребенка возможности полноценной социализации. Дети все равно остаются в ситуации социальной изоляции, как ни старайся.

В немногочисленных книгах по психологии сиротства приводится большое число наблюдений и экспериментов по изучению влияния социальной изоляции на психическое состояние взрослых и детей. Даже у взрослых, которые по какой-то причине изолированы от общества, появляется тревожность, эмоциональное напряжение, раздражительность. Это приводит к жалобам, к фиксации различных жизненных мелочей, на которые раньше этот человек и внимания не обратил бы. У детей отмечается искажение восприятия окружающей действительности, преобладает негативная оценка реальности, пессимистическое настроение. Дети, не принявшие основные социальные роли, часто бывают завистливыми. При этом зависть проявляется в мелочах. Например, девочка семи лет заявила приемной матери:

– У меня нет такой куклы, как у Светы.

– Но у тебя есть другие куклы. Они тоже красивые. У Светы нет таких.

– А я хочу такую же, как у нее.

К сожалению, в замещающей семье в сознании ребенка происходит еще большее смешение социальных ролей. У него отсутствует осознание социальных ролей, распределяемых между людьми, особенно в условиях семьи. Например, привыкнув к тому, что в детском доме есть няня, ребенок в замещающей семье может спросить: «Кто у нас сегодня будет няней?» Это проявляется и в потребительском отношении к окружающим. Встречая гостей, ребенок может спросить: «Почему пришли без подарка?» Если ребенок случайно или специально что-то сломал, то он спокойно сообщает приемным родителям: «Ничего страшного. Дядя рабочий придет и починит».

Ребенок-сирота долгое время не осознает собственное место в новой семье, не может определить, как себя вести с «новой» мамой, с «новым» папой, с «новой» родней. Желая понять ролевые отношения в системе «мать – ребенок», приемный ребенок пристально наблюдает за взаимоотношениями детей и их родителей в разных условиях: на улице, при общении в семье знакомых. Например, на прогулке с четырехлетним ребенком семилетняя девочка копировала даже его жесты и поступки (с разбега прыгала на руки мамы, брала ее под руку, обнимала и т. д.).

Приведенные примеры показывают непонимание сути социальных ролей, их смешение в сознании ребенка.

Особенности психического развития ребенка-сироты

Присущие человеку психические процессы позволяют ему воспринимать окружающий мир и обрабатывать поступающую информацию сознанием, помогая при этом всесторонне развиваться.

Ребенок с первых месяцев жизни очень нуждается в новых впечатлениях. Он активно познает окружающий мир. Это очень здорово! Ребенок радуется новым ярким игрушкам, активно, с интересом обследует и изучает окружающие его предметы. В 2–3 месяца он с интересом рассматривает погремушку и размахивает ею. В 5–6 месяцев младенцу нужны уже звучащие и движущиеся игрушки, колечки и др. К 1 году малыша интересуют простые разноцветные пирамидки, вкладыши геометрических фигурок. Он уже интересуется всем, что его окружает, тянется ко всем предметам, которые видит вокруг себя. Постепенно окружающий мир становится для ребенка все более понятным и осмысленным, а определенный распорядок придает ему уверенность в настоящем и ожидаемом. Именно в раннем возрасте у ребенка закладывается стремление к познанию нового. Постепенно у него формируется самостоятельность мышления, творческое отношение к выполнению заданий разной сложности, которые требуют определенных умственных действий.

Если ребенок не получает самые разнообразные впечатления из-за отсутствия или недостатка развивающих игрушек, внимательного отношения взрослых к развитию его познавательных способностей, то не создаются условия для полноценного психического развития ребенка-сироты. Чаще всего у ребенка, растущего в неблагополучной семье, игрушек нет совсем или их очень мало. На этого ребенка ни родители, ни родственники не обращают внимания, никто не учит его играть, не покупает ему новые игрушки. У ребенка из неблагополучной семьи слабо расширяется кругозор, не формируются основные предпосылки к развитию познавательных способностей (мышления, речи, внимания, памяти и др.). Как говорят в народе, ребенок растет, как сорняк в поле, т. е. сам по себе. Чем дольше ребенок прожил в неблагоприятных условиях, тем меньше у него возможностей для полноценного развития. Потом ему будет очень сложно понять закономерности окружающего предметного и социального мира.

Попадая в детский дом, ребенок начинает активно познавать окружающий мир. Но этот мир оказывается достаточно ограниченным в силу закрытости сиротского учреждения. С ребенком начинают активно работать педагоги, чтобы устранить проблемы в его развитии. С ним много занимаются, приучают его быть усидчивым, стимулируют проявления его способностей, пытаются заинтересовать его различными видами деятельности. Однако все эти занятия не позволяют ребенку понять и постичь всё многообразие окружающего мира, прежде всего из-за отсутствия общения с разными людьми. Поэтому условия детского дома не могут обеспечить полноценного психического развития ребенка. Он по-прежнему производит впечатление ребенка с особенностями в развитии и поведении, а часто и с умственной неполноценностью.

Приемным родителям обязательно надо знать особенности психического развития приемного ребенка. Поэтому я хочу подробно рассмотреть особенности формирования каждой психической функции. При этом я остановлюсь только на тех особенностях, которые отличают детей детского дома от детей, воспитывающихся в условиях благополучной семьи. Я не стану рассматривать отклонения в умственном развитии, а буду ориентироваться на описание детей только с потенциально нормальным интеллектом.

Особенности восприятия приемных детей

Восприятие обеспечивает отражение необходимых для человека характеристик окружающих предметов. К таким характеристикам относятся форма, цвет, удаленность, скорость перемещения и расстояние между ними. Человек с помощью восприятия получает представление о свойствах окружающего его мира.

Дети детского дома хорошо различают только единичные признаки предметов, например форму или цвет. Однако им трудно описать предмет сразу по нескольким признакам. Наибольшие трудности вызывают у них задания на подбор предметов сразу по нескольким признакам: по цвету и форме; по цвету, форме и размеру. Например, ребенок должен определить, какой мячик: он круглый по форме, синий по цвету, большой или маленький по размеру.

Дети-сироты также с трудом воспринимают предметы, изображенные в перспективе, не могут определить, какой предмет на рисунке расположен ближе, а какой дальше. Достаточно долго, вплоть до подросткового возраста, они рисуют плоские предметы, не передавая их объемность.

Большие трудности дети-сироты испытывают в понимании временных отношений. Гораздо позже своих сверстников, воспитывающихся в семьях, они начинают понимать, что такое время.

При восприятии явлений окружающей социальной жизни приемные дети, имеющие негативный социальный опыт, очень часто обращают внимание на отвратительные картины окружающей жизни, например они могут подолгу наблюдать за поведением бомжей, чем шокируют своих приемных родителей. В этих случаях приемным родителям не следует проявлять раздражение. Просто надо рассказать о тяжелой жизни этой категории людей, о том, как надо быть внимательным в жизни, принимать все нормы поведения в обществе, хорошо учиться, чтобы самому избежать подобной участи. После чего желательно переключить внимание ребенка на какой-нибудь приятный для восприятия объект, например на играющих малышей, на птиц на дереве.

Особенности внимания приемных детей

Каждый день мы получаем много новых впечатлений. Вокруг нас расположено очень много объектов окружающего мира (машины, дома, цветы). Внимание сосредотачивает человека на небольшом количестве объектов окружающего мира. Например, из множества деревьев и кустов он обращает свое внимание только на цветущую акацию; из большого количества людей, проходящих мимо, он фиксирует свой взгляд только на отдельных лицах.

Концентрация внимания у детей, выросших в детском доме, проявляются в ее нарушении. Они не способны долгое время сосредотачивать свое внимание на какой-либо деятельности, при выполнении заданий или во время игр. Это приводит к тому, что ребенок часто выглядит несобранным. Он не может самостоятельно довести начатое дело до конца, часто отвлекается, переключаясь с одного занятия на другое. Даже в игре с другими детьми такой ребенок не может сосредоточить свое внимание на правилах игры, на ее сюжете, чем раздражает сверстников.

Больше всего дефицит внимания проявляется в новой для ребенка ситуации, когда ему необходимо действовать без посторонней помощи. Когда взрослый обращается к такому ребенку, часто создается впечатление, что тот не слышит его слова. Например, приемного ребенка повели в краеведческий музей. Он перебегал по залу от одного экспоната к другому, не слушая пояснений приемной матери о предметах, находящихся в музее. То же самое повторялось и в зоопарке. Создавалось впечатление, что ни одно животное ребенка не заинтересовало настолько, чтобы он стал его рассматривать, захотел бы послушать рассказ о его жизни.

Особые трудности у приемного ребенка вызывает учеба в школе. Он часами может сидеть над домашними заданиями, не выполняя их. При этом его внимание переключается на разные предметы, стоящие в комнате. В школе учителя жалуются, что ребенок постоянно несобран, все время что-то роняет, задевает одноклассников. Создается впечатление, что он не слышит объяснений учителя.

Но есть и счастливые моменты. Если какая-то деятельность ребенка заинтересовала, он может заниматься ею достаточно продолжительное время.

Особенности памяти приемных детей

Память – это психический процесс, обеспечивающий сохранение в коре головного мозга информации из прошлого опыта. Именно память помогает нам повторно использовать в любом деле воспринятые ранее объекты и процессы окружающей нас жизни. Память связывает прошлое человека с его настоящим и будущим. Она является важнейшей познавательной функцией. память позволяет человеку развиваться и обучаться.

Дети-сироты с первого дня жизни в замещающей семье часто вспоминают не слишком приятные ситуации из жизни в кровной семье или в детском доме. Эти воспоминания производят очень тяжелое впечатление на приемных родителей. И мой совет: в такие моменты нужно просто внимательно выслушать приемного ребенка, выразить свое сочувствие по поводу его нелегкой жизни. Ни в коем случае нельзя негативно оценивать кровных родителей ребенка! Наоборот, нужно стараться оправдать их в глазах ребенка, например: «Да, твои мама и папа пьют. Но алкоголизм – это заболевание, которое очень трудно лечить. Твоя мама была больна, она не понимала, что делает. Ты прости ее».

Память приемных детей характеризуется, кроме того, избирательностью. То, что ребенку понравилось или вызвало его интерес, он запоминает без труда. Однако произвольное запоминание, например, домашних заданий вызывает большие трудности.

Приемный ребенок хорошо запоминает события своей жизни, которые вызвали у него отрицательные эмоции. Ребенок будет достаточно долго помнить все случаи, когда его отругали или наказали. Поэтому приемным родителям надо проявить титаническое терпение, как можно чаще вспоминая вместе с ребенком события, вызвавшие положительные эмоции.

Особенности воображения приемных детей

В сознании человека постоянно появляются различные образы, отражающие окружающий мир. С помощью воображения он может преобразовывать эти образы в новые представления, иногда и нереальные. Благодаря воображению человек может проявлять творчество в любой деятельности, планировать ее и управлять ею. Он может нарисовать себе любые картины собственной жизни в настоящем или будущем, может изменить последовательность событий прошлого и т. д. Человек с богатым воображением может жить в разные времена, выходить за пределы конкретного жизненного момента.

На основе предыдущего жизненного опыта у ребенка вплоть до 7-летнего возраста формируется связь прошлого с настоящим. Маленькие дети представляют мир очень реалистично, им трудно думать о будущем, о том, что мир вокруг них может быть каким-то иным, потому что их воображение только развивается. Им очень трудно понять, что «завтра – это завтра». Они часто спрашивают: «А завтра – это потом?», «А мы вчера пойдем в гости?» Маленькие дети с удовольствием и с увлечением подолгу рассматривают семейные фотографии, живо интересуются своей родословной, встраивая себя в систему семейных взаимоотношений. Лишь в школьном возрасте, примерно с 9 лет, начинает устанавливаться связь настоящего с будущим. Дети уже могут вообразить себе картины будущего, менять их в соответствии со своими желаниями, у них уже появляются жизненные планы на будущую жизнь, например подросток подолгу мечтает о своей будущей специальности или представляет себе картины отдыха следующим летом.

У детей, имеющих негативный жизненный опыт, прошлое чаще всего связано с тяжелыми воспоминаниями, вызывающими неприятные ощущения, чувство обиды на жизнь, стыда за своих неблагополучных родителей, стыда за свое прошлое. Поэтому они начинают как бы заполнять свое прошлое выдуманными образами и вымышленными событиями, пытаясь переконструировать негативные события своей жизни и оправдать их. Из-за этого их реальные воспоминания о прошлой жизни начинают смешиваться с вымышленными картинами. Например, ребенок вспоминал свою жизнь с папой (при этом в реальной его жизни папа отсутствовал): «Когда мы жили с папой в Америке, у нас был большой дом. Потом папа подул на газ, и дом взорвался. Начался сильный пожар. И так мы стали жить здесь». Другой ребенок, хорошо зная, что он является «найденышем», рассказывал о том, как больная мама потеряла его на вокзале, когда они ехали лечить маму.

Постепенно в эти фантазии приемный ребенок пытается вовлечь своих новых родителей: «Давай скажем, что ты меня родила. Потом маленькую потеряла. Я попала в детский дом. А потом ты меня нашла». Так девочка просила свою приемную мать объяснять окружающим внезапное появление ее в семье.

В этих случаях я советую спокойно выслушать ребенка, а потом мягко вернуть его в реальность, например: «Я хорошо тебя понимаю, понимаю, что ты сейчас фантазируешь. Но другие люди могут подумать, что ты их обманываешь. Давай лучше вспомним, как мы с тобой вместе отдыхали на море, посмотрим фотографии или помечтаем о том, где мы будем отдыхать следующим летом». Постепенно у ребенка будут появляться новые приятные воспоминания о жизни в приемной семье, которые будут вытеснять негативные воспоминания. Ребенок начнет забывать свои прошлые фантазии. А приемные родители должны стараться почаще вызывать позитивные впечатления и положительные фантазии на основе совместного планирования предстоящей деятельности.

Особенности мышления приемных детей

В ходе жизни человек не только воспринимает окружающий мир, запоминает какие-либо события. Он постоянно анализирует происходящее, сравнивает предметы, действия, поступки, обобщает полученную информацию. Все эти процессы (сравнение, обобщение, анализ и др.) являются составными частями понятия «мышление». Человек постоянно о чем-то или о ком-то думает, мыслит, рассуждает. Мышление тесно связано с речью: человек думает с помощью слов и выражает свои мысли словами.

Мышление формируется только тогда, когда ребенок общается с другими людьми в течение длительного времени. В раннем возрасте ребенок начинает мыслить с помощью мамы и других родственников, действуя с предметами. Он собирает пирамидку, простой конструктор, подбирает картинки по какому-либо признаку. Постепенно он начинает приобретать самостоятельность мышления, пытается рассуждать без помощи взрослого. Например: «Я не пойду гулять, потому что на улице идет дождик, а у меня нет резиновых сапожек». Ребенок начинает мыслить с помощью образов. Он уже может представить себе те или иные предметы и решить, что с ними можно делать. Только к концу младшего школьного возраста ребенок начинает мыслить без наглядной опоры. Он уже может решать некоторые задачи, примеры, сам делать выводы и обобщения.

У детей-сирот нарушен весь ход развития мышления. При решении умственных задач даже в школьном возрасте они ориентируются на зрительные образы, ситуации. Дети-сироты не способны справиться с заданиями, которые требуют отрыва от наглядной ситуации, что ведет к неспособности формирования обобщений и отвлеченных понятий. Например, при обучении приемного ребенка счету большие трудности вызывал переход от пересчета конкретных предметов (игрушек, палочек, карандашей, ступенек) к счету в уме.

Дети-сироты при любых мыслительных операциях ориентируются только на действия взрослого. Они нуждаются в постоянной помощи и поддержке взрослого при выполнении даже несложных для них заданий. Взрослый постоянно должен объяснять приемному ребенку способ выполнения задания, каждый его этап. При этом лучше воспринимаются детьми-сиротами конкретные инструкции взрослых. Многоступенчатые инструкции, лишенные наглядности, детям не очень понятны. Лучше им давать указания простыми предложениями, последовательно называть порядок выполнения задания. Это говорит об отсутствии самостоятельности мышления, неуверенности в собственных силах при решении отдельных задач. Интересно отметить, что эти особенности проявляются и в жизненных ситуациях (не только при решении математических задач). Например, приемная мама говорит ребенку: «Помоги мне убрать квартиру». Эта инструкция ему не совсем понятна. Надо четко определить, что будет делать ребенок, при этом каждое последующее поручение необходимо давать после выполнения предыдущего: «Собери игрушки» или «Наведи порядок на своем столе». После того, как ребенок выполнил это задание, можно давать следующее: «Полей цветы (вытри пыль и т. д.)».

Хочется также обратить внимание приемных родителей на одну особенность мышления детей-сирот. Отработанные задания детьми-сиротами выполняются лучше, успешнее по сравнению с заданиями, требующими аналогии и творческого решения. Это связано с той работой, которую проводят сотрудники детского дома в области умственного воспитания детей-сирот.

Дети-сироты не способны ориентироваться на систему правил при выполнении умственных задач. Зачастую они придерживаются только одного требования к выполнению задания. Попытка совместить несколько этапов решения задачи или математического действия приводит к отказу от деятельности.

Например, приемный ребенок легко решал примеры в два-три действия. А вот решение задач даже в одно действие вызывало большие трудности, потому что при решении задачи необходимо было перенести уже имеющиеся навыки счета в новые условия. Необходимость решения задач вызывало резкое изменение настроения, отказ от выполнения задания и даже истерические реакции.

Особенности речи приемных детей

Речь – это важнейшая психическая функция человека, обеспечивающая ему способность к познанию, самоорганизации, саморазвитию, к построению своей личности, своего внутреннего мира через общение с другими личностями. С помощью речи человек познает окружающую действительность, взаимодействует с окружающими людьми.

У детей-сирот, если у них не выявлены сопутствующие нарушения, речевое развитие протекает без грубых отклонений. Спецификой формирования речи у таких детей будет в большей степени своеобразное развитие лексического запаса. Дети лучше называют слова с предметным конкретным значением («мама», «папа», «дерево» и др.). Однако, по сравнению с детьми, воспитывающимися в благополучных условиях, даже предметный словарь у них значительно ограничен. Это вызвано тем фактом, что с детьми в кровных семьях никто не занимался, не объяснял им значений непонятных слов. В детском доме с детьми проводится огромная работа и логопедом, и воспитателями, но ввиду закрытости учреждения и ограниченности жизнедеятельности детей словарный запас детей-сирот все равно гораздо беднее по сравнению с домашними детьми. Дети-сироты не знают названий предметов бытовой техники, многих видов транспорта, продуктов питания, одежды и другие группы слов. Трудны для понимания и самостоятельного использования в речи обобщающие слова и абстрактные понятия («транспорт», «продукты питания» и др.), т. к. усвоение этой группы слов напрямую зависит от степени развития мышления. Труднее всего поддаются усвоению слова, обозначающие состояния, признаки и свойства предметов («счастье», «радость», «легкость» и др.). В целом дети-сироты предпочитают использовать в речи более простые предложения, избегают построения сложных синтаксических конструкций.

В большей степени у детей-сирот нарушена коммуникативная функция речи, что вызвано ограничением взаимодействия с окружающими людьми. Они не умеют слушать собеседника, не выслушивают его, в то время как сами могут говорить много, не учитывая того, что говорит собеседник. Не умеют они спрашивать и задавать вопросы, предпочитая отмалчиваться при прямых обращениях к ним. Плохо понимают скрытый смысл высказывания. В целом следует отметить отсутствие у них гибкости общения, т. е. при изменяющихся обстоятельствах процесса общения они не меняют свое речевое поведение.

Особенности взаимоотношений детей-сирот со сверстниками

Во многом будущее ребенка определяют его взаимоотношения со сверстниками, его умение вступать в контакт, устанавливать доброжелательные отношения, совместно с другими детьми проводить свободное время, решать спорные вопросы и улаживать конфликты. При взаимодействии со сверстниками ребенок эмоционально выражает свои чувства по отношению к партнеру по игре или какой-либо другой деятельности. Он учится контролировать свои эмоции, оценивать поступки других детей и свои собственные. Взрослые помогают детям при взаимоотношениях с другими детьми советом, учат их анализировать поступки окружающих, этикетным речевым средствам общения (здороваться, прощаться, благодарить, обращаться по имени и т. д.), быть внимательными и доброжелательными к окружающим людям. Вспомним, как мама подводит своего малыша к группе детей, играющих на детской площадке. Она обращается к своему ребенку:

– Подойди и поздоровайся. Спроси, как зовут детей, во что они играют. Попроси разрешения поиграть вместе с ними.

Если ребенок испытывает затруднения, сама представляет своего ребенка, просит принять его в игру. Тем самым она показывает образец общения с другими людьми.

Уже в дошкольном возрасте дети сами умеют объединяться для совместной деятельности – игры или труда. В совместной деятельности ребенок учится соблюдать определенные правила поведения, которые в дальнейшем переносятся в повседневную жизнь. У детей развивается и дифференцируется ролевое взаимодействие и ролевое поведение. Например, в игре дети могут выполнять различные роли: роль папы, мамы, врача и т. д. Они меняются ролями, при этом активно отрабатывается поведение, присущее их полу. Мы можем услышать такую фразу в разговоре двух детей: «Ты что, девочки так не поступают».

Конечно, при взаимодействии детей не обходится без конфликтов. Чаще взрослые включаются в решение конфликтных ситуаций, постепенно предоставляя детям самим улаживать конфликты. Дети учатся мириться после ссоры, признавать свои ошибки, высказывать предположения по поводу дальнейшего общения, делать простейшие выводы о причинно-следственных отношениях между людьми. Родители учат детей отстаивать свою точку зрения мирным путем, менять свою позицию, мнение.

Приемные дети также активно стремятся к общению с другими детьми, но у них это общение плохо получается прежде всего из-за отсутствия желания подчиняться правилам, несоблюдения правил игры. При общении детей-сирот со сверстниками преобладают агрессивные формы взаимодействия (хаотичная беготня, пинки, подзатыльники), повышенная конфликтность, что приводит к постепенному отвержению ребенка в детском коллективе.

Помимо этого, игра приемных детей часто не соответствует возрастным интересам их партнеров по общению: сюжет их игры крайне беден, сюжетная игра нередко заменяется стереотипными манипулятивными действиями (укачивание куклы, катание машинок и т. п.). Все это вызывает нежелание сверстников взаимодействовать с детьми-сиротами.

Приведем пример диалога приемной мамы и ребенка:

– Почему дети не хотят со мной играть?

– Расскажи, а как ты играешь?

– Мы играем в догонялки. Я догоняю ребенка, обхватываю его и валю на землю.

– Когда я была маленькой, мы играли по-другому: тот ребенок, который догнал другого ребенка, должен был просто дотронуться до него. Это означало, что он поймал ребенка.

– Ну, это же неинтересно.

Этот пример свидетельствует о наличии агрессивности в игре и нежелании приемного ребенка соблюдать принятые в детских коллективах правила игры.

Другой пример отражает стереотипность игры и несоответствие игровой деятельности возрастной норме. Поссорились две девочки 8 лет – приемный ребенок и ее подружка, которая пришла в гости.

– Мама, она не хочет со мной играть, – с обидой обращается к маме приемный ребенок.

В диалог включается подружка:

– А почему она хочет только качать куклу. Я не хочу этого! Я не маленькая!

В школьном возрасте характер межличностного взаимодействия детей определяет учитель. Поскольку приемные дети доставляют немало хлопот учителям, нередко создается негативное мнение одноклассников об этом ребенке. Многие поступки приемных детей рассматриваются учителями «под микроскопом». Одинаковые поступки, носящие негативный характер, совершаемые приемным ребенком и ребенком, воспитывающимся в семье, оцениваются по-разному. Приемного ребенка, как правило, строго наказывают, делают строгое замечание в присутствии сверстников, а аналогичный поступок семейного ребенка может быть даже не замечен. Приведу пример подобной ситуации. Во 2-м классе многим детям родители купили сотовые телефоны. Все дети проходят стадию игры с телефонами. Они с удовольствием фотографируют друг друга. Когда фотографировать детей стал приемный ребенок, учительница заставила его публично, при всем классе, удалить фотографии из телефона.

Дети очень быстро улавливают вспыльчивость приемных детей, провоцируя их на различные негативные поступки.

Так, второклассница в ответ на сказанную шепотом негативную оценку своего одноклассника гневно расшвыряла его вещи. Рассказывая об этом случае дома, девочка с обидой сказала: «Он мне часто говорит, что ему нравится, когда меня ругают».

Все взрослые, участвующие в воспитании приемного ребенка, прежде всего приемные родители, должны очень внимательно наблюдать за взаимоотношениями детей, вовремя вмешиваться в проблемные ситуации, знакомить детей с правилами взаимодействия людей. В дальнейшем я расскажу о подобных и других трудностях общения приемных детей, а также дам некоторые советы по их преодолению.

Ирина, 42 года:

Мы с мужем воспитывали семилетнюю дочь, и нам хотелось второго ребенка. По медицинским показаниям муж больше не мог иметь детей, и я предложила взять приемного: я семь лет волонтерствовала в приюте и умела общаться с такими детьми. Муж пошел у меня на поводу, а вот мои родители были категорически против. Говорили, что семья не слишком обеспеченная, надо бы своего ребенка вырастить.

Я пошла вопреки желанию родителей. В августе 2007 года мы взяли из дома малютки годовалого Мишу. Первым шоком для меня стала попытка его укачать. Ничего не вышло, он укачивал себя сам: скрещивал ноги, клал два пальца в рот и качался из стороны в сторону. Уже потом я поняла, что первый год жизни Миши в приюте стал потерянным: у ребенка не сформировалась привязанность. Детям в доме малютки постоянно меняют нянечек, чтобы не привыкали. Миша знал, что он приемный. Я доносила ему это аккуратно, как сказку: говорила, что одни дети рождаются в животе, а другие — в сердце, вот ты родился в моем сердце.

Проблемы возникали по нарастающей. Миша — манипулятор, он очень ласковый, когда ему что-то нужно. Если ласка не действует, закатывает истерику. В детском саду Миша начал переодеваться в женское и публично мастурбировать. Говорил воспитателям, что мы его не кормим. Когда ему было семь, он сказал моей старшей дочери, что лучше бы она не родилась. А когда мы в наказание запретили ему смотреть мультики, пообещал нас зарезать. Он наблюдался у невролога и психиатра, но лекарства на него не действовали. В школе он срывал уроки, бил девочек, никого не слушал, выбирал себе плохие компании. Нас предупредили, что за девиантное поведение сына могут забрать из семьи и отправить в школу закрытого типа. Я переехала из маленького городка в областной центр в надежде найти там нормального психолога для работы с ребенком. Все было тщетно, я не нашла специалистов, у которых был опыт работы с приемными детьми. Мужу все это надоело, и он подал на развод.

Я забрала детей и уехала в Москву на заработки. Миша продолжал делать гадости исподтишка. Мои чувства к нему были в постоянном раздрае: от ненависти до любви, от желания прибить до душераздирающей жалости. У меня обострились все хронические заболевания. Началась депрессия.

Я свято верила, что любовь сильнее генетики. Это была иллюзия

Однажды Миша украл кошелек у одноклассника. Инспектор по делам несовершеннолетних хотел поставить его на учет, но родители пострадавшего мальчика не настаивали. На следующий день я привела сына в магазин и сказала: бери все, чего тебе не хватает. Он набрал корзину на 2000 рублей. Я оплатила, говорю: смотри, ведь у тебя все есть. А у него такие глаза пустые, смотрит сквозь меня, нет в них ни сочувствия, ни сожаления. Я думала, что мне будет легко с таким ребенком. Сама оторвой была в детстве, считала, что смогу его понять и справлюсь.

Через неделю я дала Мише деньги на продленку, а он спустил их в автомате со сладостями. Мне позвонила учительница, которая решила, что он эти деньги украл. У меня случился нервный срыв. Когда Миша вернулся домой, я в состоянии аффекта пару раз его шлепнула и толкнула так, что у него произошел подкапсульный разрыв селезенки. Вызвали скорую. Слава богу, операция не понадобилась. Я испугалась и поняла, что надо отказаться от ребенка. Вдруг я бы снова сорвалась? Не хочу садиться в тюрьму, мне еще старшую дочь поднимать. Через несколько дней я пришла навестить Мишу в больнице и увидела его в инвалидном кресле (ему нельзя было ходить две недели). Вернулась домой и перерезала вены. Меня спасла соседка по комнате. Я провела месяц в психиатрической клинике. У меня тяжелая клиническая депрессия, пью антидепрессанты. Мой психиатр запретил мне общаться с ребенком лично, потому что все лечение после этого идет насмарку.

Миша жил с нами девять лет, а последние полтора года — в детдоме, но юридически он еще является моим сыном. Он так и не понял, что это конец. Звонит иногда, просит привезти вкусняшек. Ни разу не сказал, что соскучился и хочет домой. У него такое потребительское отношение ко мне, как будто в службу доставки звонит. У меня ведь нет разделения — свой или приемный. Для меня все родные. Я как будто отрезала от себя кусок.

Недавно навела справки о биологических родителях Миши. Выяснилось, что по отцовской линии у него были шизофреники. Его отец очень талантливый: печник и часовщик, хотя нигде не учился. Миша на него похож. Интересно, кем он вырастет. Он симпатичный мальчишка, очень обаятельный, хорошо танцует, и у него развито чувство цвета, хорошо подбирает одежду. Он мою дочь на выпускной одевал. Но это его поведение, наследственность все перечеркнула. Я свято верила, что любовь сильнее генетики. Это была иллюзия. Один ребенок уничтожил всю мою семью.

«Через год после отказа мальчик вернулся ко мне и попросил прощения»

Светлана, 53 года:

Я опытная приемная мать. Воспитала родную дочь и двух приемных детей — девочку, которую вернули в детдом приемные родители, и мальчика. Не справилась с третьим, которого взяла, когда дети окончили школу и уехали учиться в другой город.

Илье было шесть, когда я забрала его к себе. По документам он был абсолютно здоров, но скоро я начала замечать странности. Постелю ему постель — наутро нет наволочки. Спрашиваю, куда дел? Он не знает. На день рождения подарила ему огромную радиоуправляемую машину. На следующий день от нее осталось одно колесо, а где все остальное — не знает. Я стала водить Илью по врачам. Невролог обнаружил у него абсансную эпилепсию, для которой характерны кратковременные отключения сознания без обычных эпилептических припадков. Интеллект у Ильи был сохранен, но, разумеется, болезнь сказалась на психике.

Со всем этим можно было справиться, но в 14 лет Илья начал что-то употреблять, что именно — я так и не выяснила. Он стал чудить сильнее прежнего. Все в доме было переломано и перебито: раковина, диваны, люстры. Спросишь у Ильи, кто это сделал, ответ один: не знаю, это не я. Я просила его не употреблять наркотики. Говорила: окончи девятый класс, потом поедешь учиться в другой город, и мы с тобой на доброй ноте расстанемся. А он: «Нет, я отсюда вообще никуда не уеду, я тебя доведу».

Через год войны с приемным сыном у меня начались проблемы со здоровьем. Полтора месяца пролежала в больнице. Выписалась, поняла, что хочу жить

Через год этой войны у меня начались проблемы со здоровьем. Полтора месяца пролежала в больнице с нервным истощением и скачущим давлением. Выписалась, поняла, что хочу жить, и отказалась от Ильи. Его забрали в детдом в областной центр.

Год спустя Илья приехал ко мне на новогодние праздники. Попросил прощения, сказал, что не понимал, что творит, и что сейчас ничего не употребляет. Потом уехал обратно. Уж не знаю, как там работает опека, но он вернулся жить к родной матери-алкоголичке.

Сейчас Илье 20. В сентябре он приехал ко мне на месяц. Я помогла ему снять квартиру, устроила на работу. У него уже своя семья, ребенок. Эпилепсия у него так и не прошла, чудит иногда по мелочи.

«Приемный сын говорил родному, что мы его не любим и сдадим в детдом»

Евгения, 41 год:

Когда сыну было десять лет, мы взяли под опеку восьмилетнего мальчика. Я всегда хотела много детей. Сама была единственным ребенком в семье, и мне очень не хватало братьев-сестер. Ни у кого в нашей семье нет привычки делить детей на своих и чужих. Решение принимали совместно и прекрасно понимали, что будет трудно.

Мальчик, которого мы взяли в семью, был уже отказной: предыдущие опекуны вернули его через два года с формулировкой «не нашли общего языка». Мы сначала не поверили в этот вердикт. Ребенок произвел на нас самое позитивное впечатление: обаятельный, скромный, застенчиво улыбался, смущался и тихо-тихо отвечал на вопросы. Уже потом по прошествии времени мы поняли, что это просто способ манипулировать людьми. В глазах окружающих он всегда оставался чудо-ребенком, никто и поверить не мог, что в общении с ним есть реальные проблемы.

По документам у мальчика была только одна проблема — атопический дерматит. Но было видно, что он отстает в физическом развитии. Первые полгода мы ходили по больницам и узнавали все новые и новые диагнозы, причем болезни были хронические. Со всем этим можно жить, ребенок полностью дееспособен, но зачем было скрывать это от опекунов? Полгода мы потратили на диагностику, а не на лечение.

Свою жизнь в нашей семье мальчик начал с того, что рассказал о предыдущих опекунах кучу страшных историй, как нам сначала казалось, вполне правдивых. Когда он убедился, что мы ему верим, то как-то подзабыл, о чем рассказывал (ребенок все-таки), и вскоре выяснилось, что большую часть историй он просто выдумал. Он постоянно наряжался в девочек, во всех играх брал женские роли, залезал к сыну под одеяло и пытался с ним обниматься, ходил по дому, спустив штаны, на замечания отвечал, что ему так удобно. Психологи говорили, что это нормально, но я так и не смогла согласиться с этим, все-таки у меня тоже парень растет.

Приемный мальчик умудрился довести мою маму — человека с железными нервами — до сердечного приступа

С учебой у мальчика была настоящая беда: шел второй класс, а он не умел читать, переписывать текст, не умел даже считать до десяти. При этом в аттестате были одни четверки и пятерки. Я по профессии преподаватель, занималась с ним. Пусть и с трудом, но он многому научился, хотя нам пришлось оставить его на второй год. Он нисколько не комплексовал, и дети приняли его хорошо. В учебе нам удалось добиться положительных результатов, а вот в отношениях с ним — нет.

Чтобы вызвать к себе жалость и сострадание, мальчик рассказывал своим одноклассникам и учителям, как мы над ним издеваемся. Нам звонили из школы, чтобы понять, что происходит, ведь мы всегда были на хорошем счету. А мальчик просто хорошо чувствовал слабые места окружающих и, когда ему было нужно, по ним бил. Моего сына доводил просто до истерик: говорил, что мы его не любим, что он с нами останется, а сына отдадут в детский дом. Делал это втихаря, и мы долго не могли понять, что происходит. В итоге сын втайне от нас зависал в компьютерных клубах, стал воровать деньги. Мы потратили полгода, чтобы вернуть его домой и привести в чувство. Сейчас все хорошо.

Мальчик провел с нами почти десять месяцев, и под Новый год мы вместе с опекой приняли решение отдать его в реабилитационный центр. Подтолкнули к этому не только проблемы с родным сыном, но и то, что приемный мальчик умудрился довести мою маму — человека с железными нервами — до сердечного приступа. Она проводила с детьми больше времени, поскольку я весь день была на работе. Ей приходилось терпеть постоянное вранье, нежелание принимать правила, которые есть в семье. Мама — очень терпеливый человек, я за всю свою жизнь не слышала, чтобы она на кого-то кричала, а вот приемному ребенку удалось вывести ее из себя. Это было последней каплей.

С появлением приемного сына семья стала разваливаться на глазах. Я поняла, что не готова пожертвовать своим сыном, своей мамой ради призрачной надежды, что все будет хорошо. К тому, что его отдали в реабилитационный центр, а потом написали отказ, мальчик отнесся абсолютно равнодушно. Может, просто привык, а может, у него атрофированы какие-то человеческие чувства. Ему нашли новых опекунов, и он уехал в другой регион. Кто знает, может, там все наладится. Хотя я в это не очень верю.

За долгие годы общения с семьями, в которых есть , мы столкнулись с огромным количеством ситуаций и судеб. Мы увидели, сколько в этих историях радости и тревоги, надежды и переживаний, отчаяния и счастья. Мы решили отразить опыт таких семей в публикациях, подготовленных приемными родителями или детьми, и сегодня представляем новую рубрику ‒ «Дневник приемной семьи». Первый текст для нее ‒ это записи нашей читательницы, Надежды К., которые она вела в первые месяцы после удочерения маленькой Насти. Откровенная история о том, «как все было хорошо, а потом началось…»

16 ноября

Все позади. Мы наконец-то дома. Все эти бесконечные сомнения, страхи, разговоры, документы, ожидания – все позади, и наша малышка Настенька дома.

19 ноября

Настюша активно изучает дом. Свою комнату, одежду. Сразу полюбила розовый сарафанчик и третий день тянется с утра только к нему. К игрушкам оказалась равнодушна, к нашему удивлению. А вот купание – восторг! Там игрушки только подавай, и плещется - за уши из ванны не вытянуть!

25 ноября

Идет вторая неделя, я уже успокоилась, страх, что «не получится» прошел, все хорошо. Я уже забыла про горы своих интернетных подборок на темы всяких проблем с адаптацией приемных деток, это все не про нас, у нас идиллия! Я уже не ощущала нервозности первых дней, успокоилась. Но в какой-то день, когда я пошла в ванну, Настюша побежала за мной. Я увела ее обратно в комнату, к папе. Она в крик. «Хочу с тобой! Я с тобой!!!» и бежит за мной, рвется в ванную. Минут двадцать уговариваем-убеждаем. Ни в какую. Слезы, ор, крик. Отвлекаем мультиками, чем угодно – без толку. Как бесенок вселился. Рвется силой в ванную, падает под дверью на пол, бьется на полу и орет. Я все же приняла бегом душ, под дикий ор и истерику. Мы были в шоке, не были готовы к такой резкой смене. Это было вдруг, неожиданно, не с чего, на пустом месте. И дальше началось… Обуваться – истерика, платье – колючее (фланелевое!), мультик не тот ‒ истерика, нельзя брать ножницы ‒ истерика, подождать две минуты, пока развешу белье и будем играть ‒ истерика: нет, бросай белье и давай играть сию минуту. Я вспомнила все, чего начиталась, была терпелива, отвечала только спокойно, уговаривая себя, что это вот-вот пройдет. Но это не проходило. Спасть Настя хотела с нами, и ночью просыпалась и звала, просилась к нам. Муж терпеливо отводил ее назад в кроватку. Так по нескольку раз за ночь. В какой-то момент, когда Настя не давала мне готовить ужин, требуя сидеть рядом с ней, пока он играет с куклой (даже не играть, просто сидеть!), я не выдержала, схватила ее за ручку, отволокла в комнату, прикрикнула, велела играть тихо, пока мама готовит всем ужин. Настена снова в крик. Я схватилась за голову, я была в ужасе от того, что я так грубо поступила с ребенком. Но как быть по-другому, я уже не знала. Настя продолжала биться в истерике. Через несколько минут я подошла к ней, села к ней на пол, сгребла ее в охапку, сказала, что я ее очень-очень люблю, но мне нужно время приготовить еду. Настя продолжала реветь. Я оставила ее плачущую и ушла на кухню. Минут через пять она затихла. Больше в этот вечер она не истерила, но я была в ужасном состоянии и не знала, что делать.

27 ноября

Сказать, что я в растерянности, ничего не сказать. Мне не говорили, что Настя может быть такой. Я не готова к этому! В голову лезут самые , в которых я даже боюсь признаться самой себе. О , о статистике по детям, которых вернули в детские дома, не справившись с ролью родителей. Муж тоже не знает, что делать. Сегодня мы держали друг друга за руки и молча, без слов, говорили друг другу, что еще немножко надо потерпеть.

29 ноября

Истерики Насти не дают возможности быть мягкой и терпеливой. Хоть как-то привести ее в чувство во время очередного ора можно было только очень жестким «нельзя». Договорились с мужем, что каждый раз каждое нельзя будем сопровождать словами «Я тебя люблю». Ругаемся на нее и говорим, что все равно ее любим. Это ужасно, я чувствую себя злобной мачехой, а не мамой, от которой несчастный ребенок видит одно зло.

30 ноября

Настя истерит не весь день, но мне очень плохо. За все эти дни я уже не так уверена, что мы поступили правильно. Мы плохие родители, ребенок не стал с нами счастлив... Муж сказал вчера, что если бы мы поступили иначе, мы жалели бы всю жизнь, а так – у нас есть шанс, и все трудности проходят, т.к постоянного на земле нет вообще ничего. Мы потерпим, мы попытаемся.

6 декабря

Мы вспомнили, что у нас давно не было праздника. Так нельзя! Завтра идем в детский аквапарк, а в воскресенье у нас будут гости – мы давно не видели наших друзей.

Настя стала спокойнее. Но это днем, а ночи стали еще бессоннее. Капризы и нежелание спать в своей кроватке выматывают, я не высыпаюсь, злюсь на Настю, шиплю на нее ночью, что ночью все спят и мама тоже хочет спать. Я часто чувствую, что я раздражаюсь, что в течение дня хочу сорваться на всех, не только на Насте, что мне плохо и подкатывает отчаяние.

15 декабря

Спим мы по-прежнему плохо. Но зато хорошо играем и помогаем маме. Мы готовим, ходим в магазин, убираем. Вместе это в два раза дольше, чем я делаю одна, но когда я вижу, что моя дочь делает что-то с интересом, я готова возиться хоть три часа, лишь бы этот интерес не превратился снова в истерику.

21 декабря

Мы пережили слово «нет». Приняли его. Боясь повторения истерик, мы практически ничего не запрещали Насте все это время, кроме опасных вещей. На остальное закрывали глаза – на сапоги, которые «живут» в центре комнаты на ковре, на выброшенные в мусорное ведро карандаши, которые «больше не нравятся», на сухие макароны, используемые вместо игрушек… Но вчера я запретила Настюше играть с папиным рубашками. У папы должны быть своя одежда, как у всех, она нужна ему чистая, выглаженная, а если мы будем в его рубашках кататься по полу, то папе не в чем будет пойти на работу. Лишившись веселой игры, Настюша обиделась. Убежала в другую комнату. Я замерла и приготовилась к взрыву. Но было тихо. Минут через пятнадцать дочь пришла ко мне на кухню, прижалась ко мне, спросила, нет ли у нас вкусненькой конфетки… Кажется, теперь мы знакомы со словом «нельзя» не только в контексте истерик.

27 декабря

Мы готовимся к Чуду. Настя не столько ждет Деда Мороза, сколько спрашивает, сколько желаний можно загадывать, когда ложишься спать в новогоднюю ночь. Спрашиваю – что за желания, начинает рассказывать. Их и правда много. И во всех ‒ она, мама и папа. Еще раз пойти с мамой и папой в аквапарк, покормить с мамой и папой белочку в парке, увидеть с мамой и папой настоящего слона… Не знаю, что загадает моя девочка.

Осчастливить усыновленного ребенка невозможно, потому что травма его усыновления навсегда останется с ним. Это не означает, что он не может быть счастлив вообще, но его травма будет всегда с ним. Надо это помнить и принять как закон. Что бы ни делали приемные родители, как бы они ни старались осчастливить своего приемного ребенка, у него всегда будет травма.

Глава из будущей книги издательства Никея – «Очерки семейной психологии»

Статья подготовлена по материалам вебинара ректора Института христианской психологии протоиерея Андрея Лоргуса «Приемные дети», проведенного Институтом христианской психологии.

Любое усыновление – это результат утраты

Прежде всего, хочется сказать, что любое усыновление – это результат утраты. Для родных родителей – это потеря ребенка, отношений с ним как части себя. Для усыновителей – утрата возможности зачать и родить родного ребенка. Если усыновители имеют своих детей, то это утрата какого-то недостающего им счастья в жизни, может быть, это связано с каким-то психологическим состоянием.

Конечно, бывает так, что детей усыновляют родственники в случае гибели родных родителей или из-за какой-то трагедии, не потому что они хотели, а потому что так пришлось – детей же надо кому-то воспитывать, поднимать. В этом случае трагедия, утрата для них – гибель близких людей.

Для усыновленного ребенка – утрата родных родителей. Мы всегда должны помнить, что усыновленный ребенок приходит в семью с травмой. Причем травма усыновленного ребенка всегда несоизмеримо сильнее, чем травма родных и приемных родителей, потому что ребенок в меньшей степени приспособлен к потере близкого человека, нежели взрослый.

Взрослые переживают травму глубже, но эмоциональный стресс, потрясение не оставляют у них такого губительного следа как у детей. И поэтому следует подчеркнуть: осчастливить усыновленного ребенка невозможно, потому что травма его усыновления навсегда останется с ним . Это не означает, что он не может быть счастлив вообще, но его травма будет всегда с ним. Надо это помнить и принять как закон. Что бы ни делали приемные родители, как бы они ни старались осчастливить своего приемного ребенка, у него всегда будет травма.

Надо помнить, что травма ребенка состоит из переживаний ребенка в своей семье или во время беременности своей матери. Он мог пережить нежеланную, кризисную беременность, это в большинстве случаев. Эмоциональное состояние матери, естественно, оказало влияние на ребенка – он чувствовал себя нежеланным, отвергнутым.

И тогда у ребенка возникает «когнитивный диссонанс» – у него есть родные родители, у него есть приемные родители. У него есть мать и отец, которые дали жизнь, и в то же время есть ощущение своей отвергнутости от этой жизни.

Соединение семейных систем

На картинке изображены две семейные системы – родных и приемных родителей. Серый фон – это дом, в котором живут приемные родители и ребенок, и который навещают бабушки и дедушки. Более плотные линии – это родные связи приемного ребенка со своими родителями.

Ситуация приемной семьи такова, что принимая в семью ребенка, приемные родители одновременно соединяют свою семейную систему с семейной системой приемного ребенка. Хотят они этого или не хотят, но семейная система становится более сложной с более сложными переплетениями. Это потому, что приемные родители входят в отношения – заочные, реже очные – с родителями ребенка, которого они приняли.

Если приемные родители выбирают путь игнорирования или «табуирования» вопроса о родных родителях приемного ребенка, то по сути дела они закладывают огромную мину, которая рано или поздно взорвется, прежде всего, в душе ребенка.

Система приемной семьи включает в себя систему родных родителей ребенка. То есть, если родители готовы взять в свою семью приемных детей, то это означает с психологической точки зрения, что они готовы взять в свою семью и семейную систему родных родителей ребенка.

Это означает, что, во-первых, они должны проявлять к ним уважение как к людям, которые дали жизнь их любимым приемным детям. Во-вторых, они должны уважать соответствие своих детей приемным родителям – физическое, эмоциональное, психологическое, может быть, даже духовное, – то, что мы называем в жизни «сходство».

Приемные дети похожи на своих родных родителей. Это законы природы, не только телесной, но и духовной. И законы эти отменить никто не может. Если приемные родители уважают эти законы, то они будут поддерживать в своем приемном ребенке уважение к родителям, которые его родили, дали ему свои черты лица, черты характера и семейное наследие.

Особенно это касается тех случаев, когда родные родители известны. Но даже когда неизвестны, заочно, безымянно приемные родители должны высказывать им уважение. В худшем случае усыновители встают на их место, как бы замещают их собой.

Позиция замещения – это самый худший тип усыновления, который только может быть и о котором следует предупредить, потому что здесь происходит тот самый «когнитивный диссонанс» – приемным детям приемные родители родными родителями никогда не могут стать.

Мы должны всегда помнить, что роль приемных и родных родителей совершенно разная. Родные родители – те, кто дали жизнь и свое природное наследство. А приемные родители помогают детям развиваться, дают им воспитание, обеспечение и помогают им войти в свою жизнь. Если коротко – одни дают жизнь, другие воспитывают.

На этом слайде показано, что ребенок, которого лишают родных родителей (они как бы замылены, в небытие), сохраняет очень твердые связи со своими родителями – он их чувствует в душе, он их чувствует телесно, но свою родную семью он не может знать, она для него как бы скрывается в тумане. Эти связи повисают в воздухе, они тяготят ребенка, он их интуитивно чувствует, но не может опознать, откуда они.

Если дети находятся вне приемной семьи, то у них есть четкое понимание, что где-то у них есть родители. А когда они попадают в семью, и особенно, когда там есть и родной ребенок, тогда у них возникает тот самый «когнитивный диссонанс». Кто они? С кем они связаны?

Проблема идентичности – «кто Я?»

Возникает одна из важнейших проблем, которая в обычных семьях у детей не проявляется до подросткового возраста, возраста сознательной личностной идентификации себя. А у приемных детей этот вопрос возникает очень рано. Уже у маленьких детей возникает проблема своей идентичности, потому что они понимают, что занимают не свое место.

Они понимают, что своего места у них в мире нет. Это по-разному может быть выражено, но интуитивно дети это понимают. Главное, что эти дети уже сызмальства начинают искать свое место в мире, потому что без идентичности личность не может продолжать свое существование.

Особые потребности усыновленного ребенка

Когда мы говорим об усыновленных детях, мы должны обязательно иметь в виду их особые потребности в семье. Они отличаются от родных детей. И семьи, где есть родные и усыновленные дети, где родители не хотят принять во внимание факт, что усыновленные дети имеют дополнительные и особые потребности, совершают тяжелую ошибку и наносят детям дополнительную травму.

В чем же особые потребности усыновленного ребенка?


Эмоциональные потребности

  • Ребенку необходима помощь, потому что он маленький и несамостоятельный. Ему необходима помощь от приемных родителей в осознании и проживании утраты своей родной семьи. В этом приемные родители могут помочь.
  • Ребенку важно понять, почему он был оставлен. И прежде всего убедиться в том, что он был оставлен родными родителями не потому что он плохой, а просто потому, что родители приняли такое решение.
  • Ребенку нужна помощь, чтобы справиться со страхом отвержения, чтобы усвоить, что отсутствие родных родителей не значит предательство, и что он ни в чем не виноват.
  • Ребенку нужно разрешение выражать все свои фантазии, чувства по отношению к усыновлению.

Это сложная эмоциональная работа, которая и должна совершаться приемными родителями.

Познавательные потребности

  • Ребенку надо объяснить, что в усыновлении есть и радостная, и грустная стороны. А также есть непреходящие трудности для всех участников – родных родителей, приемных родителей, не только он один страдает. Но в усыновлении есть и радости, потому что приемная семья, например, может дать ребенку то, чего не могла бы дать его родная семья. Это не всегда так, но это возможно. Одна из радостных сторон в том, что приемный ребенок соединяет две семьи, и при взаимном уважении обеих семей ребенок обогащается, потому что у него получается два источника своей идентичности и своего развития. Он оказывается в ситуации большей насыщенности.
  • Ребенку, конечно же, надо знать историю своего усыновления, своего рождения, историю своей родной семьи. Это необходимо, потому что ребенок, зная, откуда он произошел, где его корни, на этой земле стоит твердо и крепко. У нет ощущения, что он в этом мире чужой.
  • К тому же ребенок должен изучать самого себя, и родители должны ему в этом помочь. Изучать свои особые потребности – как приемного.
  • Он должен быть готов, что и от сводных братьев и сестер, и от ребят во дворе он будет слышать разные гадости, обидные слова об усыновлении и о себе как об усыновленном ребенке.

Потребность в признании

  • Ребенку нужно признать, что у него есть двойная наследственность – биологическая и усыновительская. Нужно признать его двойственность. В этом ребенок совсем не похож на родных детей.
  • Ребенка нужно убедить, что он долгожданный и любимый. Именно в этой двойственности.
  • Необходимо, чтобы родители часто ему напоминали, что они восхищаются его внешними отличиями и ценят особый вклад его биологической семьи в приемную семью. Отличие ребенка от родителей – не слабость, не негатив, а позитив.

Потребность в родителях

  • Это закон, который никто не может отменить. Но ребенку нужны родители, которые умеют удовлетворять свои эмоциональные потребности – чтобы перед глазами у него был здоровый пример для подражания. Так он может успешно развиваться, а не брать на себя бремя заботы об их эмоциональном комфорте. (Но это уже разговор о том, насколько приемные родители готовы к родительству).
  • Ребенку нужны родители, готовые расстаться с предубеждениями об усыновлении, способные принять реальность и особые потребности ситуации усыновления.
  • Ребенку нужно слышать, как его родители открыто говорят о своих чувствах по поводу бесплодия, усыновления, потому что это укрепляет отношения доверия между ними. Конечно, это должно быть в свое время.
  • И очень важно, чтобы родители не противопоставляли себя биологическим родителям, иначе ребенку придется трудно. Он будет в конфликте, у него будет кризис лояльности. Это примерно как при разводе родителей: за кого быть – за маму или папу? Так и тут: кто ближе – приемные или родные, притом, что родные уже ничего не могут сделать, а приемные обладают средствами воспитания.

Потребность во взаимоотношениях

  • Ребенку нужно дружить с другими усыновленными, это уже, конечно, в более старшем возрасте. Потому что только усыновленные дети способны понять, как им тяжело и как они могут помогать друг другу. Они угадывают проблемы друг друга совсем иначе, нежели родители по отношению к приемным детям.
  • Ребенку нужно объяснить, что будет время попробовать отыскать биологические связи и будет время прекратить поиски. И в этом ему нужна будет помощь не только родителей, но и социальных работников, психологов.
  • Ребенку нужно напоминать, что отказ от него – это признак несостоятельности его биологической семьи, а не его самого. Очень часто приемные дети воспринимают тот факт, что родители от них отказались, именно так.

Духовные потребности

  • Здесь я бы выделил потребность ощущения своей ценности как человека, как образа и подобия Божьего, как неизменную и неотчуждаемую ценность.
  • Ребенку нужно объяснить, что его жизнь началась еще до его рождения и что его существование – милость и радость, а не ошибка, даже если он будет знать, что беременность его матери была нежеланной.
  • Ребенку нужно объяснить, что в этом жестоком мире любящие семьи получаются не только с помощью рождения, но и усыновления.
  • Ребенку нужно примириться с тем, что некоторые его вопросы об усыновлении навсегда останутся без ответов. Предположим, он никогда не сможет найти свою родную мать и никогда не узнает, что с нею стало. Может, он никогда не узнает, кто его отец. Но важно, что они есть, независимо живы ли они или нет. И это очень важная часть в сознании приемных детей.

Из всех этих особенностей видно, как много нужно приемным родителям пройти обучения, познания, чтобы справиться с этой задачей. Одно из важных условий успешного приемного родительства – выяснение психологической готовности, которая связана с прояснением, с проработкой мотивации. Для чего будущие родители готовятся взять детей? Существуют три группы мотивов:

  • невозможность иметь своих родных детей,
  • желание совершить добрый поступок,
  • восполнение семейного психологического дефицита.


Вопросы

– Как приемному ребенку выстроить общение с родными родителями, если это опустившиеся люди?

– Конечно, выстроить общение очень трудно, когда родители ведут себя асоциально. Но иногда детям достаточно хотя бы знать, кто их родители, знать историю семьи, если это возможно, знать, где их найти. Возможно, дети, встретив родителей, больше видеть их не захотят, но они должны знать, кто они и откуда. Не надо и невозможно навязать детям общение с родными родителями против их желания, но, как правило, все дети хотят знать, или хотя бы раз увидеть своих родителей, или хотя бы иметь их фотографии.

Каждый человек имеет право знать, кто его родные родители, кто его родная семья. Это не просто юридический закон, это закон духовный.

– Если усыновленный человек, уже взрослый, на самое почетное место вешает фотографию родной матери-наркоманки, что это?

– Это нормально. Это уважение и почитание мужчиной своей матери, которая дала ему жизнь. Да, она была несчастная падшая женщина, но она дала ему жизнь. Что можно большее дать человеку? Жизнь сама по себе больше, чем то, что он получил в приемной семье. Какими бы ни были родные родители, они сделали больше, чем приемная семья. Как ни парадоксально это звучит.

– Возможно ли отсутствие «когнитивного диссонанса», если родители – опустившиеся люди и смириться с их образом жизни трудно?

– Кому трудно? Это оценки взрослых людей. У ребенка нет таких оценок, он потом их примет, когда сформируются его личностные качества. Да, он может их стыдиться, он может, понимать, что они опустившиеся люди, но он все равно их любит. Все равно у него две семейные системы, и именно это ему трудно.

Подготовила Амелина Тамара

Я нередко слышал от коллег мнение о том, что приемный ребенок не может стать родным. Его будут любить, он будет принят в семье, ему подарят ласку и тепло, он будет обеспечен, воспитан и т.д. Но родным стать не сможет. Потому что родной — это от слова «род», а ребенок, рожденный от других матери и отца, к этому конкретному роду семьи усыновителей не принадлежит.

Я, если честно, никогда не понимал этой идеи. Что любопытно, особенно популярной она стала после проникновения в наше психологическое сообщество метода расстановок Хеллингера, хотя можно ли все «списать» на Хеллингера — сложный вопрос. И тем не менее, я постараюсь обосновать, почему я не считаю правильным мистифицировать род. А то, что происходит именно мистификация — вы поймете чуть позже, надеюсь.

Мне думается, что разницы между приемным ребенком и родным, по сути, нет никакой. При условии, конечно, что решение взять приемного ребенка — осознанное и искреннее желание родителей. Тогда воспитание приемных детей ничем не будет отличаться от воспитания родных. Скажем так, фактор крови — то, чему принято уделять слишком много внимания.

Большинство наших семей, увы, слишком «зациклены» на этом факторе. Если вдуматься, фактор крови дает основу для разного рода. «Ты — наша кровь, наш сын/дочь, потому ты обязан…» — далее идет список того, что ребенок должен родителям по факту того, что ему дали жизнь. Впрочем, и дети тоже включаются в эти манипуляции, считая родителей порой обязанными им помогать до конца дней.

Приемный ребенок — тот, кто может сказать «вы мне не родные» (следствие — «я не буду вас слушать»). Именно этого и боятся мать и отец, мучаясь вопросами, например, усыновления детей, если по каким-то причинам невозможно иметь своих. Но самое интересное, что кровный ребенок тоже может сказать «вы мне ничего не должны, я не просил меня рожать». Просто кровь многим кажется достаточным основанием для предъявления собственнических амбиций и служит чем-то вроде гаранта их исполнения.

На деле же все построено в таких случаях не на крови, а на систематическом запугивании ребенка, следствием которого часто становится чувство вины. Запугать на самом деле можно эффективно как родного так и не родного, и эффект, уверяю, будет. Вопрос только — зачем?

Но и на это есть ответ: потому что у самих родителей присутствует сильный страх оказаться недостаточно аворитетными для ребенка и не смочь его контролировать. А суть — не в крови, а в контроле, страхе и чувстве вины. Сама по себе кровь, ее группа и состав никак не влияют на восприятие ребенком отношения к нему родителей. Родительское воспитание может рождать у приемных и у родных детей одни и те же эмоции. По причине отношения к детям, а не по причине состава крови.

Другая форма «зацикленности» на этом факторе — желание, чтобы отпрыск как 2 капли воды походил на мужа/жену/родственников. Но ведь это по сути не желание вырастить другого человека, а желание повторить себя (или свои чувства к женщине/мужчине), любить в ребенке себя и свои чувства, или символически «присвоить» любимого человека.

Хотя, не раз случались истории, когда мама, бывшая «без ума» от какого-то мужчины, родив от него ребенка, потом разочаровывалась в нем, а еще хуже — когда он ее бросал и/или совершал то, что в ее понимании называлось подлостью, и уже неважно, чем оно было на самом деле.

Важно то, что ребенок быстренько переставал быть таким уж любимым. И ему потом приходилось изрядную часть собственной жизни носить на своих плечах (а точнее — в душе) неосознанную месть мамы, которая родила его «не от того».

Кровный фактор многие считают обязательным для того, чтобы любить ребенка. Самой важной становится похожесть на мать и отца, и ожидания, которые на такого ребенка возлагаются. О его личности, его возможных интересах, его особенностях и непохожести на родителей, которая всегда будет в его личности, даже если он кровный — об этом никто, как правило, думать не хочет.

«Помогает» этому и наше патриархальное общество — часто полноценной семью будут считать только при наличии своих , то есть, способность именно физически произвести на свет человека становится основной для суждения о счастье и полноте семьи. А вот как воспитывают детей, и что из них вырастает — все это порой не учитывается.

Наличие приемных детей вместо своих, кровных, считается порой чем-то вроде инвалидности — «раз не смогли своего родить, ну ладно, хоть такого»… В результате приемный ребенок рискует стать чем-то вроде попытки компенсировать «неполноценность», а сами дети превращаются в «плохих заменителей» того, что должно быть на самом деле. И в итоге приемные дети чувствуют себя на самом деле не любимыми, но плохо понимают до поры, из-за чего.

Меж тем травмы, о которых немало пишут коллеги касательно детей из детдома, в 95% случаев происходят и с родными детьми в родных же семьях. Потому что во многом их рожают потому что «надо», «принято», «положено», а в некоторых случаях желая как бы присвоить часть мужа/жены, продолжить опять-таки себя.

И в результате этого кровный отпыск часто страдает не меньше, чем детдомовские, от недостатка внимания родителей, недостатка тактильного контакта, от недостатка безусловного принятия своей личности, не похожей на родителей, от того, что не оправдывает ожиданий, возложенных на него.

В практике я не раз сталкивался с уже взрослыми детьми, чьи родители и по сию пору не уставали попрекать их тем, что те родились «недостаточно красивыми» и «не улучшили породу». Это реальность нашей советской и постсоветской действительности, увы.

На самом же деле очень многое зависит от отношения к ребенку и от воспитания. От осознанности родителей. Если родители хотят вложиться именно в помощь другому человеку, в помощь вырасти, реализовать себя (а не ожидания родителей), хотят помочь раскрыться, хотят дать старт новой жизни — воспитание приемных детей будет таким же, каким оно будет или было бы для кровных.

Да, детдомовские дети могут оказаться более травмированными изначально, но если родители — осознанные личности, то такому ребенку будет проще справиться со своими травмами и вырастить то базовое доверие, о котором говорят все психологи.

Реальность нашей страны, в которой существует вся эта ситуация с брошенными детьми — плод неосознанного, первобытного, я бы сказал, отношения к детям. Сроки, которыми часто «давят» своих детей родители («уже 25, надо срочно рожать, а то не успеешь», «порадуй нас внуками», «продолжи род»), общество, которое пропагандирует деторождение как часть социальной полноценности, слабая просвещенность в области контрацепции порождает огромное количество брошенных детей.

А осознанных родителей очень мало. И подчас приемные дети попадают в такие же семьи, где нет достаточно осознанного к ним отношения, и где они опять-таки ставятся перед необходимостью реализовывать не себя, а ожидания , и решать их проблемы — их самоутверждение за счет детей, их попытку найти смысл жизни за счет детей, получить порцию одобрения от общества (похвалу за милосердие и самоотверженность в выращивании приемных детей и т.д.)

Из этого только один вывод — нормальные, полноценные, действительно психологически адаптированные дети, развитые и здоровые могут вырасти только в семье, где родители достаточно осознанны. А приемные они или родные — не так уж важно.

Более того, так даже нельзя ставить вопрос, ведь усыновленные дети, за которых взрослые взяли ответственность — по определению родные. По факту ответственности и желанию строить отношения на всю жизнь.

Кто еще может стать тебе родным, если не тот, кто живет с тобой для начала лет 20 под одной крышей, а потом так или иначе опирается на тебя всю свою жизнь?

С этим вопросом тоже сталкиваются те, кто планирует усыновлять детей. Речь сейчас пойдет о тех, кто был усыовлен в младенчестве и не помнит самого факта усыновления.

Вот только как? Особенно если этот род — в другой стране, спился, и т.д. и нужны ли такие контакты ребенку? Еще одним аргументом было то, что дети якобы будут , что их обманывают. Я попробую порассуждать о подобных аргументах.

Кровное родство и мистификация рода

Я верю в то, что семья — это система, и что род — это особая реальность, психическая, физиологическая, культурная. Но, как мне кажется, все может быть или вместе, или никак. Разве тело человека существует без мозга? Может ли жить психика без окружающей реальности? И возможна ли культура, которая не выражена мыслями и поступками?

Теперь подумайте: если у ребенка кроме крови нет ничего, что делало бы его принадлежащим другому роду, а своей психической, культурной, эмоциональной и даже территориальной жизнью человек живет с другим родом, то по чьим правилам будет «играть» его организм в бо льшей степени?

По тем, в которых он живет, и доказательств этому немало.

У меня был интересный пример в практике: женщина забеременела от одного мужчины, но отношения очень сильно разладились еще в самом начале беременности. А та женщина встретила другого. И он захотел принять ее вместе с будущим ребенком. Их отношения оказались прочными, девочку он удочерил, родной ее отец не стремился с ней общаться. Девочка всегда знала, что у нее есть папа. О том, что он отчим, она узнала уже позже, будучи взрослой. И это никак не изменило ее отношений с папой, которого она до сих пор считает папой.

Интересно иное. Эта девочка как 2 капли воды похожа…. на отчима. При этом, отчим и ее родной отец не похожи между собой, а мать — вообще другого типа, другой «масти». И при этом девочка похожа именно на отчима. Цветом глаз, структурой волос, чертами лица. В этом браке появился еще и общий сын, брат девочки. Он похож на папу не так разительно, как похожа неродная дочь.

Может ли кровь сама по себе существовать как отдельная реальность, влияющая на человека в большей степени, чем влияло бы окружение, психологическая обстановка там, где он живет, культурная реальность семьи, которая приняла его, традиции, обычаи, уровень развития семьи? Кровь, конечно, несет в себе какую-то особую генетическую информацию, но это может оказаться лишь каплей в том количестве факторов, могущих существенно повлиять на развитие ребенка и восприятие себя в контексте рода. Род — это ведь не только кровь и генетика. Это совокупность огромного количества факторов.


Брошенный ребенок — брошен по разным причинам. Бывает так, что мать ребенка — девушка-подросток, которая, возможно, сожалеет о сделанном, но считает, что так было лучше для всех. Известие о таких родителях не всегда травмирует ребенка, и, взрослея, он скорее всего поймет причины, по которым его родная мать так поступила.

Но совсем другое дело (и это — чаще встречается в практике усыновления), когда родители — например, алкоголики, лишенные родительских прав, или неспособны осуществлять родительские функции по иным причинам, связанным с социальной и другой неадекватностью в поведении. А в таких случаях известие о подобном родительстве часто вызывает у взрослеющих детей чувство вины, чувство, что они «не такие, как нормальные дети».

Мне доводилось сталкиваться с подобными случаями в практике. Часто дети, узнав об усыновлении, начинали стыдиться своего прошлого, о котором они даже не помнили. Но, при этом развиваясь в нормальной семье и узнав об усыновлении, дети часто начинали переживать о том, смогут ли они соответствовать своей новой семье, которую до того воспринимали как родную.

И это порождало массу неприятных эффектов — стыд, вину, о которой я уже упоминал, страх, что в них проявится что-то от настоящих родителей и тому подобное (даже если приемные родители не отзывались плохо о кровных). Порой дети испытывали и обиду на своих приемных родителей за то, что те рассказали им об усыновлении. Дети часто воспринимали это как отвержение своими приемными родителями, и никакие слова любви не были достаточно эффективными.

Чувство отвержения возникало потому, что в рассказе об усыновлении сами дети видели нежелание приемных родителей считать их до конца своими. Призывами чтить такое кровное родство можно не помочь ребенку, а наоборот, травмировать его. Ведь если вся жизнь ребенка связана с одной семьей, а ему, тем не менее, указывают на то, что есть еще и какая-то другая, с которой он связан, он чувствует себя разорванным, расщепленным.

Может ли знание о том, что у него другая кровь, как-то улучшить его жизнь? Об этом не говорит никто из психологов. И это неудивительно. Мы мало что знаем о кровных факторах. Возможно — они действительно значат что-то, и есть какие-то особые энергии рода, но взаимодействовать с ними продуктивно мы можем тогда, когда мы можем прикоснуться к истории семьи, строить отношения с ее членами, изучать родовые программы и сценарии.

Однако, такое возможно только тогда, когда ребенок в этой семье родился и имеет доступ к «родовому архиву». В случае же с усыновлением это маловероятно. И усыновленный ребенок несет в себе куда больше программ семьи усыновителей, чем кровных программ.

Даже если последние каким-то образом проявятся — корректироваться и проживаться они будут все равно в рамках новой семьи. Какой же тогда глубокий смысл говорить ребенку о том, что он вряд ли сможет когда-то изучить, и к чему он, скорее всего, не сможет в реальности прикоснуться?

Травма брошенности будет с ребенком в его бессознательном всегда. Но любой психолог скажет, что не все травмы и не всегда стоит вынимать из бессознательного. Психика человека не зря обладает защитными механизмами, порой вытесняя в подсознание то, с чем человек не может справиться. И какие-то глубинные переживания младенческого периода вполне могут с течением времени нивелироваться новым отношением к себе, которое может помочь воспитать новая семья.

Травма уйдет в глубокое прошлое и имеет все шансы не проявится в активном формате во взрослой жизни. А вот рассказом порой можно активировать эту травму, перевести ее в область осознания. И ребенок любого возраста может оказаться не готов к восприятию этой травмы.

Об эффектах такого рассказа я написал в предыдущем абзаце. Поэтому родителям стоит хорошо подумать — а готовы ли они сталкиваться с последствиями этой активированной своими же руками травмы?

Защита ребенка

Тайное становится явным — лишь красивая формулировка. На самом же деле достаточно проанализировать собственную жизнь. Все ли из того, о чем вам не хотелось бы говорить остальным, стало явным? Вряд ли. И при грамотном подходе к вопросу можно избежать любого разглашения. Для этого достаточно порой сменить место жительства или как минимум так обставить появление ребенка, например, уехав на время, чтобы у «доброжелателей» просто не было оснований для пересуд.

Да, это определенные жертвы. Но родители, которым важен их приемный ребенок , думаю, пойдут на такие жертвы, чтобы уберечь своего ребенка от лишних разговоров каких-то сторонних людей. А основывать свои признания ребенку на страхе перед каким-то потенциальным «доброжелателем» — выходит, тогда родители приемного ребенка решают свои проблемы страха, нежели думают о чувствах самого ребенка.

«Приемные дети чувствуют, что что-то не так» — это распространенное убеждение многих людей, рассуждающих об усыновлении. Да, дети чувствуют. Если сами родители постоянно думают о том, что он — «не родной», мучаются вопросами «а не расскажет ли кто?», или тем «когда рассказать?», мучаются предположениями «а не проявится ли в нем что-то такое….» и т.д.

Дети всегда чувствуют тревогу родителей. Но если родители не будут испытывать тревогу? То дети не будут чувствовать никакого «подвоха». Это проверено в том числе и практикой.

Мне довелось знать несколько семей с усыновленными детьми. И при том, что в этих семьях были свои дети — один или два, родители приняли решение растить приемного как своего и абсолютно наравне со своими кровными детьми. Эффект вполне адекватный — ничего «такого» приемные дети не чувствуют. Потому что их родители не испытывают хронической тревоги по этому вопросу. И не стоит мистифицировать такие механизмы.

О самих родителях

Конечно, я не хочу сказать, что нет случаев, где есть смысл рассказывать ребенку правду о его усыновлении. Но все это индивидуально. Важно другое — если родители решили взять в семью приемного ребенка такого возраста, когда он легко может не помнить сам факт усыновления, то почему и зачем они так активно тревожатся о своем статусе и статусе приемного ребенка? В чем тут принципиальное отличие?

Рожая своего, родители берут 100%-ную ответственность за него. И тут они тоже берут 100%-ную ответственность за усыновленного.

И возникает вопрос — не в голове ли у самих родителей эта необходимость рассказать? Чего они сами боятся? Что ребенок не будет их достаточно любить, если они не скажут правду? Или что они сами не будут его достаточно любить, и им нужно иметь оправдание на такой случай?

Другая крайность….

Когда родители как огня боятся, что ребенок узнает правду об усыновлении. Тогда, получается, сами родители этот фактор крови сильно мистифицируют. Словно ребенок, узнав, что он не родной, тут же обесценит все то, что было для него сделано, перечеркнет всю заботу, и перестанет любить своих единственных родителей.

О чем тревожатся такие родители? Чаще всего, это подспудно переживаемая вина/стыд за то, что не смогли родить своего. Вероятно, родители в такой семье так и остались с чувством неполноценности. И внутри может быть скрытое убеждение, что ребенок, узнав о том, что он — не родной, обязательно как бы вскроет эту неполноценность, сделает ее явной как для других, так и для него, ребенка. И отвергнет родителей по причине их «неполноценности».

На самом деле это — только убеждение самих родителей и того слоя общества, который «помогал» им усвоить эту мысль. И чтобы перестать бояться разглашения, хорошо бы разобраться со своей «неполноценностью» у психолога. Потому что в противном случае ребенка придется растить в постоянном напряжении и страхе, а дети — все прекрасно чувствуют, и, как выше уже было замечено, ребенок в состоянии почувствовать, что «что-то не так», но это «не так» — исключительно состояние родителей, а не сам факт приемной семьи.

….Мне довелось работать в приюте, куда привозили брошенных детей. У нас были уже более-менее взрослые дети, от 4-5 и более лет. И они знали, что брошены. Их самой большой мечтой было иметь семью, и просто-напросто забыть о том, что было как-то не так, была брошенность, приют, и, по сути, чужие воспитатели. Им хотелось стать родными кому-то и забыть о том, что с ними произошло.

Им было не важно — родные они будут у новых папы с мамой или приемные. Им хотелось тепла, ласки, заботы и искреннего участия, им хотелось иметь людей, которые будут для них опорой, защитой и кому они смогут доверять.

Ведь семья — это те, кто нас вырастил и любил, а не те, кто просто дал биоматериал для зачатия. И все наши ошибки, травмы, проблемы, успехи и достижения зависят именно от тех, с кем мы выросли. В большей степени как минимум.

Чтобы , со своей семьей за плечами, ребенку нужны прежде всего мама и папа, которые не боятся жизни, такой, какая она у них получилась, а единой однозначной стратегии, когда и как говорить/не говорить — ее не существует. Существуете вы, ваша жизнь и ваш ребенок. И если в отношениях есть принятие, доверие и любовь — вы с ребенком сможете справиться с любой ситуацией и сохранить добрые чувства друг к другу навсегда.